Когда «в той местности», где великий поэт Эгиль Скаллагримссон согласно «Саге об Эгиле» провёл последние годы своей жизни, «построили церковь», «под алтарём откопали скелет», который «судя по рассказам стариков», принадлежал поэту. «Священник, «умный человек», — для нас это замечание чрезвычайно важное, — «взял череп Эгиля, необычайно тяжёлый и крупный, и «решил испытать его прочность», попытавшись расколоть топором. «Но на черепе не появилось даже вмятины или трещины». [1] Комментарий исследователя, согласно которому в этом проявилась «неприязнь христиан к таким смахивающим на волков или великанов людям, какими были Эгиль и его дед и отец», [2] не очень убедителен. История священника, пытающегося расколоть череп поэта, скорее всего, является притчей о борьбе с избыточным человеком, который при этом понимается, если помнить о топоре, с ремесленной точки зрения, как предмет подлежащий обработке — камень, дерево. Человек велик, а мир перед ним мал. Однако с этим миром ничего нельзя поделать – его нельзя увеличить. Таким его создали боги. Зато человека можно раздробить и осадить, сделать миру соразмерным. Поэт был как раз человеком избыточным и цельным, хотя сама по себе избыточность может быть угрозой для его существования, но эта угроза внешняя, человека не раскалывающая изнутри. Известно, что «личность скальда не определяется той внутренней противоречивостью, какая присуща авторам исповедей», [3] появившимся столетия спустя, которые «соразмеряя своё несовершенство» с «нравственными требованиями» Абсолюта, «убеждаются в неискоренимости собственной греховности, а потому обречены на внутренний разлад и душевные муки». Человек, таким образом, обрекался «на внутренние борения, из которых он не в состоянии выйти победителем». [4] Поэт «лишён подобной раздвоенности». «Он далёк от поползновений оправдать или объяснить свои поступки – он увековечивает память о них; их обоснованность и необходимость не могут внушать ему ни малейших сомнений». «Жизнь и её литературное воплощение» «для него слиты». «Он не стоит перед моральным выбором», но следует требованиям коллектива, которые стремится исполнить наилучшим образом. [5] Он разный, поэтому, дома, на острове, и вне его, во время походов и войн, но это его не волнует. В своей непротиворечивости «он полностью реализует себя как личность». [6] И время ничего не может с ним поделать тоже. Даже тогда, когда он уже «устал от вяло текущего времени», в нём «пробуждались таинственные силы, которые не оставляли его на всём протяжении его активной жизни воина и викинга», [7] и он мог создавать напряжение в окружающем его мире, как будто бесцельное, но, если иметь в виду его собственные цельность и избыточность, неизбежное. Личность поэта при этом производит тем более сильное впечатление, что поздний, уже расколотый, правда, только на две части, и отчасти осаждённый человек, по-прежнему остаётся избыточным. Слишком сильным, слишком умным, слишком талантливым. Не нужен такой человек.
[1] Арон Гуревич. Индивид и социум на средневековом Западе: редакция 2004 года. Санкт-Петербург. Alexandria. 2009. Страница 139-я.
[2] Здесь же, страница 140-я.
[3] Здесь же, страница 147-я.
[4] Здесь же.
[5] Здесь же.
[6] Здесь же, страница 148-я.
[7] Здесь же, страница 145-я.